Приемосдатчик нефтебазы из с. Блюхерово (Ленинское) Роман Макарович Ушаков, 1905 года рождения, уроженец станицы Михайло-Семёновской, русский, был арестован 1 мая 1938 года 63-м Биробиджанским погранотрядом НКВД по ст. 58-1а-2-7-10-11 УК РСФСР (организованная контрреволюционная повстанческая и вредительская деятельность). 11 марта 1939 года уголовное дело прекращено за недостаточностью улик для предания обвиняемого суду, реабилитирован. Архивное дело: П-81923. 

«Я вначале допрашивался 1-го мая 1938 года. Показа­ний я сам никаких не давал. Но меня заставили подписать протокол допроса, составленный этими же следователями. 

Я был арестован в ночь на 1-е мая и сразу настаивал на доп­росе. Мне сразу предложили подписать протокол, не спрашивая ни по каким вопросам. 

Когда я попросил прочитать этот протокол, мне сказали, что я потом узнаю. Я отказался от подписи протокола до тех пор, пока мне не прочитают прото­кола. 

После этого на меня надели наручники и стали бить по шее и ломать позвонок. Я через стул, за который были за­ломлены мои руки, упал без сознания. 

Когда я пришел в сознание, мне опять предложили подписать протокол, но я его не стал подписывать. Тогда подвергся вторичным избиениям. 

Очнувшись после этого, я попросил дать мне валерьяновых капель для успокоения серд­ца. Таких капель мне принес красноармеец. 

И только после третьего избиения я вынужден был подписать протокол допро­са, не читая его содержания. 

К моменту подписи протокола у меня правая рука не в состоянии была держать ручку, и сливалось все в глазах. Тогда следователь - низкого роста, черный, с курчавыми волосами, взял мою руку и стали мы оба подписывать этот протокол». 

10 марта 1939 г.

«Я был арестован в ночь под 1-е мая, и сразу же меня начали допрашивать. Фамилию следователя и в личность в данное время я не помню (зато мы "помним": АЛЬТГАУЗЕН Лев Осипович). После допроса мне предлагали подписать протокол, но я его не подписывал и просил, чтобы мне его зачитали. В моей просьбе мне отказали и продолжали настаивать, чтобы я его подписал.

Видя то, что я сопротивляюсь в подписи протокола, следователь надел мне на руки наручники, и держал в них целую ночь, в результате чего я несколько раз терял сознание, и мне давали капель для упокоения. Не выдержав боли, утром на следующий день я подписал протокол.

В личность следователя я не могу узнать, он ли меня допрашивал, или нет, но я помню, что меня допрашивали в отдельной комнате, и сразу же давали подписать протокол, на что я ответил, чтобы мне его прочитали, но в ответ мне заявляли, что все равно заставим подписать протокол, и начинали меня бить, в результате чего я кричал «караул», тогда бросали бить, но через некоторое время опять продолжали бить. Так били меня примерно часов с 12 ночи до 10 ч. утра, ночью сажали меня на стул, загибали руки за спинку стула и надевали наручники, в результате чего я несколько раз терял сознание и падал на пол вместе со стулом. Не вытерпев таких издевательств и боли, утром я дал согласие в подписи протокола. Руки после наручников у меня были распухшие, и после того, как я подписал протокол, следователь смазал мне руки бензином, чтобы опухоли не было заметно.

В Бабстово перед проведением очной ставки с МОРОЗОВЫМ меня предупреждали: если МОРОЗОВ будет противиться в даче показаний, то чтобы я подтверждал все то, о чем будут спрашивать. И мне заявляли, что протокол будет написан до очной ставки, и чтобы я его подписывал, дав мне в это время пачку махорки.

На очной ставке мне заявляли, что МОРОЗОВ дает на меня показания, что я якобы имел от него задание о взрыве нефтебазы в день первого мая, когда будут наступать японцы. Я это подтвердил, так как об этом я был предупрежден еще до очной ставки. По окончанию очной ставки мы подписали уже готовый протокол. На очной ставке присутствовало два следователя, и мы отвечали так, как нас научили».

15 марта 1940 г.