Биробиджанские писатели, 1948 год. Слева направо: сидят Б. Миллер, Б. Слуцкий, Н. Фридман (в гимнастерке), стоят – И. Бронфман, Л. Вассерман, Г. Рабинков, И. Керлер, С. Боржес. Фото с обложки бюллетеня «Амбиджан» за январь-февраль 1949 г.

В марте 1948 г. на VI областной партийной конференции  Б.И. Миллера как редактора газеты обвинили в публикации очерков «буржуазного националиста» Дер Нистера. В ответном выступлении Б.И. Миллер выразил недоумение по поводу националистических ошибок, усмотренных в его повести «Биробиджан» и пьесе «Он из Биробиджана»: «Это упрек неправильный. Откуда национализм? Многие товарищи видели эту пьесу. Там есть еврейская песня, которую поют представители всех народностей, украинцы, грузины и т.д. Что в этом странного?». 

Из доклада на той же конференции секретаря обкома по пропаганде З.С. Брохина можно понять, как с точки зрения власти «... сползают на позиции национализма деятели печати, литературы, искусства». По его словам, они преувеличивали роль еврейского народа в истории, твердя о едином историческом пути еврейского народа вообще. К освещению темы Биробиджана писатели тоже подходили неправильно, излишне восхваляя его, «... чрезмерно преувеличенно, односторонне подчеркивая роль Биробиджана». Между тем, этого нельзя было допускать, так как «Биробиджан - лишь частица большой социалистической родины, в любой части которой евреи, как и люди всех национальностей, пользуются всеми правами и возможностями». В завершение своего выступления Брохин призвал решительно бороться с малейшими проявлениями национализма.

После этого вышло постановление обкома ВКП(б) ЕАО от 7 апреля 1948 г. «О результатах проверки работы редакции газеты «Биробиджанер штерн» (ГАЕАО. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 391. Л. 4), в котором, помимо очерков Дер-Нистера и его рассказа «Флора», критике подверглись публикации о школах за 1947 г., где «... извращалась национальная политика партии - давалась неправильная установка о введении преподавания еврейского языка во всех школах Биробиджанского района, независимо от национального состава учащихся этих школ». Кроме этого, резко критиковалась публикация рассказа Г.Б. Рабинкова «На биробиджанской земле», написанного на низком идейно-политическом уровне, а также «оторванного от действительности, ...лишенного всякого общественно-политического содержания» стихотворения И. Эмиота «Симфония». 

В целом газету обвинили в том, что она «... скатилась на позиции еврейского буржуазного национализма»,  и «... за грубые политические ошибки, выразившиеся в напечатании материалов, проникнутых еврейским буржуазным национализмом», Б.И. Миллер был снят с работы редактора газеты «Биробиджанер штерн» (ГАЕАО. Ф. П-1. Оп. 1. Д. 391. Л. 5).

8 февраля 1949 г. Сталин подписал подготовленное председателем правления Союза писателей СССР А. Фадеевым постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о роспуске объединений еврейских советских писателей в Москве, Киеве и Минске. За этим последовали аресты ряда еврейских писателей, а также журналистов и редакторов, готовивших материалы для Еврейского антифашистского комитета. По большей части они были обвинены в шпионаже в пользу США, многие расстреляны. 

Были закрыты еврейский музей в Вильнюсе, историко-этнографический музей грузинского еврейства в Тбилиси, национальный отдел краеведческого музея в Биробиджане, прекращены передачи Московского радио на идиш. В феврале закрыли Московское государственное еврейское театральное училище, затем ликвидировали все существовавшие в СССР еврейские театры — в Минске, Черновцах, Биробиджане, Москве.

На состоявшемся 25-26 февраля 1949 г. V пленуме обкома и горкома ВКП(б) ЕАО отмечалось, что в Еврейской автономии имеет место «оживление элементов еврейского буржуазного национализма в связи с образованием Государства Израиль. Это требует улучшения дела интернационального воспитания трудящихся, особенно новых переселенцев». 

Тогда же член Хабаровского крайкома ВКП(б) Карасев представил пленуму нового начальника УМГБ СССР по ЕАО майора М.А. Николенко. До этого на протяжении четырех лет управление возглавлял единственный в его истории начальник-еврей – подполковник Иосиф Фридманович Бранзбург, которого в сентябре 1948 г. перевели в Хабаровск на должность начальника 4 отдела краевого управления МГБ. Пленум единодушно избрал Николенко членом бюро обкома и поставил перед ним задачу – провести в ЕАО линию партии по борьбе с «безродными космополитами», вырвать с корнями «еврейский национализм».

В марте 1949 г. в ЕАО прибыла представительная комиссия Хабаровского крайкома партии, которой предстояло найти следы заговора «буржуазных националистов» на территории ЕАО. Результатом работы комиссии стала докладная записка на имя секретарей ЦК ВКП(б) Суслова и Пономаренко, а ее копия – в органы МГБ. В записке утверждалось, что развитие культуры и хозяйства ЕАО идет неудовлетворительно, а со стороны обкома партии допущены грубые политические ошибки.  Указывалось, что обком ВКП(б) не вел активной борьбы с проявлениями буржуазного национализма, пустил на самотек основные участки идеологической борьбы и даже установил связь с американскими евреями! 

14 апреля 1949 г. на открытом партийном собрании парторганизации областных газет Б.И. Миллер и Г.Б. Рабинков вновь подверглись обвинениям. Примечательно, что на них не скупились и собратья по перу. Например, Х. Мальтинский назвал повесть «Биробиджан» националистической философией, обвиняя автора в неискренности. 

Соглашаясь с коллегой, М.М. Фрадкин добавил, что «... Миллер должен нести ответственность за то, что долгие годы среди писателей подвизались Вассерман и Боржес. Это он насаждал в писательской группе затхлую обстановку, воспитывал писателей в духе буржуазного национализма». 

Н.М. Фридман отметил, что «... Рабинков преклоняется перед заграничной литературой, то есть буржуазной. Он замкнулся в самом себе и старается уйти от острых вопросов, остаться в стороне». В своем выступлении М.М. Фрадкин выразил сомнение о возможности Г.Б. Рабинкова исправить ошибки. 

Партийное собрание постановило оставить Г.Б. Рабинкова в рядах партии, объявить строгий выговор с предупреждением, поставить вопрос об отстранении его от должности, а Б.И. Миллера - исключить из партии. 

Постановлением бюро Биробиджанского горкома ВКП(б) от 27 апреля 1949 года Миллера исключили из членов ВКП(б) "...за допущенные в своем литературном творчестве националистические ошибки, нежелание признать и исправить эти ошибки". В постановлении говорилось: "Мейлер Бер Срулевич, член ВКП(б) с 1941 года, партбилет № 4260851, 1913 года рождения, еврей, образование высшее, писатель, имеет партийное взыскание — выговор — за допущенную им ошибку буржуазно-националистического характера. Установлено: Мейлер, работая редактором газеты «Биробиджанер штерн», допустил печатание на страницах газеты антисоветских статей буржуазного националиста, космополита Дер Нистера, за что в 1948 году был снят с работы и ему был объявлен выговор. Являясь ответственным секретарем группы писателей Биробиджана, Мейлер не принимал мер для развития в ней большевистской критики и самокритики, очищения ее от имевшей место затхлой нездоровой обстановки, при которой отсутствовала какая-либо борьба против проявления буржуазного еврейского национализма. Мейлер не принял меры для удаления из писательской группы никчемных, националистически настроенных писателей. Неслучайность этих ошибок объясняется тем, что и сам Мейлер заражен буржуазным национализмом, что видно из его произведений — повести «Биробиджан» и пьесы «Он из Биробиджана".

Спустя несколько месяцев за грубые политические ошибки националистического и космополитического характера, допущенные в критических статьях и театральных рецензиях, Г.Б. Рабинков был освобожден от должности, а затем исключен из партии «как неразоружившийся еврейский буржуазный националист и космополит».

Вскоре после этого вопросы борьбы с «еврейским буржуазным национализмом» из идейно-политической плоскости перешли в уголовно-процессуальную. В июле-октябре 1949 г. органы МГБ в ЕАО «вскрыли и ликвидировали группу активных еврейских буржуазных националистов». По двум групповым делам были арестованы 9 человек:

4 июля 1949 г. - редактор газеты «Биробиджанер штерн» Мейлер Бер Срулевич (Миллер Борис Израилевич) и переводчик редакции газеты «Биробиджанер штерн» Рабинков Гессель Беркович (Григорий Борисович);

5 июля - поэтесса Вассерман Люба Шамовна;

20 августа - сотрудник переселенческого отдела облисполкома ЕАО Синявский (Синделевич) Семен Борисович;

29 августа - прозаик, публицист, филолог, библиограф и переводчик радиокомитета ЕАО Слуцкий Дов-Бер Айзикович; 

30 августа – лингвист-фольклорист Черняк Иосиф Ефимович;

31 августа – заведующий методическим кабинетом облОНО Ворсовский Зельман Хаймович и сотрудник редакции газеты «Биробиджанер штерн» Гольдвассер (Яновский) Исроэл Натанович (Мелехович), известный как Эмиот Исроэл;

5 октября - драматург, режиссер и актер Биробиджанского еврейского театра Аронес Файвиш Львович (Файвл Лейбович).

По мнению следствия, их "вражеская деятельность" заключалась в том, что они «предоставляли страницы еврейской областной газеты и журнала для опубликования националистических статей и пропагандирования через печать националистических взглядов; протаскивали националистические идеи в своих литературных произведениях и школах; распространяли клеветнические измышления о том, что в Советском Союзе антисемитизм носит государственный характер и поощряется партией и Советским правительством».

31 мая 1950 г. Особое совещание при МГБ СССР приговорило каждого из арестованных по ст. 58-10 ч. 2 и 58-11 УК РСФСР к 10 годам исправительно-трудовых лагерей (кроме З.Х. Ворсовского, получившего 8 лет).

27 декабря 1955 г. постановление Особого совещания при МГБ СССР от 31.05.1950 в отношении Мейлера Б.С. постановлением Центральной Комиссии по пересмотру дел на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, содержащихся в лагерях, колониях и тюрьмах МВД СССР и находящихся в ссылке на поселении, было изменено – ст. 58-11 УК РСФСР из обвинения исключена, а по ч. 2 ст. 58-10 УК РСФСР мера наказания ему снижена до фактически отбытого срока, в связи с чем из-под стражи он был освобожден.

После возвращения из лагерей в Биробиджан Миллер Б.И. был полностью реабилитирован 14.09.1956 облсудом ЕАО за отсутствием в его действиях состава преступления.

Вскоре после этого увидели свет его новые книги "Земля родная", "Ясность", "На полном ходу", "Каждому поколению - свое", "Пока жив человек".

В год 50-летия ЕАО вышел сборник стихов Миллера "Светлый источник".

Его стихи на русский язык переводили поэты Михаил Асламов, Людмила Миланич, Роальд Добровенский, Нина Филипкина, Виктор Соломатов, Леонид Школьник. Миллер - автор нескольких пьес: "Он из Биробиджана", "Чудес не бывает", "Дыхание моей любимой", "33 богатыря" и других.

Умер в 1988 г. в Биробиджане.

Биробиджанские писатели, 1958 год. Слева направо: Бузи Миллер, Макс Риант, Люба Вассерман, Сальвадор Боржес, Ицик Бронфман, Гершл Рабинков. 

«Семь лет мы жили ожиданием писем»

Живущая в Израиле дочь Бузи Миллера - Софья Миллер-Миропольская - 

вспоминает о своем отце

Недавно моему незабвенному папе исполнилось 100 лет. Но с нами его давно нет - он ушел из жизни 25 лет назад. Из жизни, но не из нашей памяти. Воспоминания о нем не только не бледнеют, а наоборот, становятся ярче, и я до сих пор осмысливаю нашу общую с ним жизнь, рассказываю о нем детям и внукам. Я возвращаюсь мысленно в Биробиджан, в теперь уже далекие детство и отрочество, в то время, когда был жив папа, и все было освещено им.

1949 и 1956 годы - эти две даты высечены резцом в моей памяти, в моем сознании. Но мне хочется вспомнить и те события, которые предшествовали аресту папы в 1949 году. Летом 1948-го, когда папу уволили с работы, родители решили всей семьей (нас было уже трое детей) съездить к родственникам в Москву. Там я стала свидетельницей сцены, врезавшейся мне, семилетней девочке, в память: мама плачет, кричит, умоляет папу остаться в Москве. Своей женской, материнской интуицией она, очевидно, чувствовала, что возвращаться в Биробиджан нельзя, опасно. А папа молча кусал себе пальцы… И мы все вернулись. И началось (началось уже для нашей семьи, а для всей страны продолжилось) то, что сверхгениально описала А.Ахматова в своей поэме "Реквием".

4 июня 1949 года - предчувствие маму не подвело - папа уехал в Хабаровск (как позже я узнала - обжаловать свое исключение из партии) и… как в воду канул: он не возвратился на следующий день, как обещал, даже не позвонил. Это было очень не похоже на него, мы не знали, что думать. Мне приснилось, что папа в длинной белой рубашке стоит у забора возле нашего дома, кто-то прибивает его гвоздями к заборчику и по белой рубашке течет кровь. Снилось еще что-то страшное, чего я не запомнила. Все стало ясно шестого июня ночью. К нам пришли с обыском. А утром пришел заплаканный Бенгельсдорф, еще кто-то, и мы узнали, что ночью арестовали писателей, журналистов, актера Файвиша Аронеса.

И потянулись бесконечные семь лет. В 1949 году мне было всего восемь лет, но я хорошо помню, что вся наша жизнь до 1953 года проходила на фоне ожидания письма - одного в полгода! Мы могли писать чаще, посылать посылки, но оттуда - только одно письмо в полгода. И однажды это письмо не пришло. Мы боялись смотреть друг другу в глаза, я по ночам плакала…Это были самые страшные дни и месяцы из семи лет папиного отсутствия. А письмо, как выяснилось позже, пропало по вине почты. После смерти Сталина папа мог писать нам чаще. Но прошло еще долгих три года, пока почтальон тетя Циля (я запомнила ее на всю жизнь) принесла нам телеграмму от папы, что он освобожден и через неделю будет дома.

Это было в январе 1956 года. Я помню свое тогдашнее состояние: какая-то теплая волна прокатилась с головы до ног, ноги стали ватными, и если бы я не стояла в этот момент у дивана, то опустилась бы на пол. А через неделю мы встречали папу на биробиджанском вокзале. 

Я была уже студенткой второго курса педучилища. Папу я представляла по долагерным фотографиям, с которых смотрел на меня молодой, красивый, с интеллигентными умными глазами человек. Но что я увидела, когда поезд остановился?! Я и сейчас помню это жуткое ощущение, хотя длилось оно одно мгновение: из вагона выбирается сгорбленный, истощенный человек в телогрейке и сапогах, в какой-то нелепой шапке. 

Первая мысль: "Это не мой отец!" А потом, дома, мы ходили за ним гуськом, все трое его детей, заново привыкали к нему, а он - к нам. Запомнился один штрих: все эти семь лет у нас дома висела карта, и там мы кружком обвели место его "отсидки": станция Вихоревка Братского района Иркутской области.

Борис Миллер с семьей после освобождения из лагеря

О лагерных годах папа рассказывал очень скупо - видимо, хотел побыстрее забыть те адовы муки. Как мы узнали от него, он ждал суда, где собирался доказывать, что он ни в чем не виновен. Суда не было. Был приговор, вынесенный так называемой тройкой: десять лет лагерей. И уже не от него, а от мамы, которой он, вероятно, рассказывал больше, чем нам, детям, мы узнали, что однажды во время работы на лесоповале он чудом спасся от падающего на него спиленного дерева. Из рассказанного же папой запомнилось то, как заключенных вели с работы и на работу в окружении автоматчиков и собак, заставляли время от времени ложиться в снег, а в это время из уличных динамиков неслись слова песни: "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек". Это был верх издевательства и цинизма.

И все-таки папа считал, что отбывал наказание не совсем безвинно. Но этот приговор он вынес себе сам. Он не мог простить себе, что в период репрессий тридцатых годов не понял, что бросают в тюрьмы и расстреливают невинных людей. Но разве нормальный человек, к тому же молодой, мог представить себе, что является свидетелем чудовищных преступлений сталинского режима?

Вскоре отец был реабилитирован. Но лагерные годы наложили отпечаток на всю его оставшуюся жизнь, прежде всего на здоровье. Зато в творческую жизнь он окунулся с головой: работал заместителем редактора газеты "Биробиджанер штерн", а во время отпусков писал свои стихи, прозу и пьесы на идише, которому по-прежнему был предан. В связи с этим вспоминается такой эпизод. Вскоре после возвращения папы из лагеря была перепись населения. По подростковому недомыслию я сказала, что родной язык отца - русский (ведь мы с ним говорили на русском языке). Вернувшись с работы, отец очень расстроился и добился, чтобы в графе "родной язык" исправили русский на идиш.

Уже будучи на пенсии, он писал и правил материалы для литературной страницы "Биробиджанер штерн". Иногда, приходя домой, я заставала папу хмурым, молчаливым и сразу понимала: он обнаружил ошибки в свежем номере газеты. А это он принимал очень близко к сердцу.

В последние годы отец часто болел, все больше времени проводил в больнице. Вспоминаю последний разговор с ним, когда я первый и последний раз видела слезы на его глазах. Я пыталась уговорить его переехать к нам с братом (увы, уже покойным, светлая ему память) в Хабаровск. Но он сказал мне, что кровно связан с Биробиджаном, что здесь прошла вся его жизнь - человеческая, творческая, всякая… И он хочет остаться в Биробиджане…

И он остался в этом городе… И не знает (а может быть, знает?), что помнят его не только в Биробиджане, но и в Израиле.

Я безмерно благодарна биробиджанцам за память о моем отце.

Алла Акименко 

«Биробиджанер штерн» - 16 (14332) 24.04.2013