Председатель Екатерино-Никольского сельского совета Матвей Дмитриевич Попов родился в 1897 г. в с. Устница Тюменского округа Уральской области, русский. 22.04.1938 г. осужден на 6 месяцев исправительных работ Народным судом Сталинского района по ст. 111 УК РСФСР (Бездействие власти, т.е. невыполнение должностным лицом действий, которые оно по обязанности своей службы должно было выполнить, при наличии признаков, предусмотренных ст.109, а равно халатное отношение к службе, т.е. небрежное или недобросовестное отношение к возложенным по службе обязанностям, повлекшее за собой волокиту, медленность в производстве дел и отчетности и иные упущения по службе, при наличии тех же признаков, - лишение свободы на срок до трех лет). Арестован 17.05.1938 Сталинским РО УНКВД по ЕАО по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации. В апреле 1939 г. уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления. Сведений о реабилитации не имеется. Дело П-90271. 

"... В течении этих 13 суток мне ежеминутно лили воду под рубашку, на голову, сильной струей воды из кружки били по глазам... 

Я стал защищаться рукой, но тут же участковым инспектором Сталинского РОМ Бровко и милиционером Кац был ими схвачен. Они повалили меня на пол, стали избивать меня кулаками, в результате чего разбили мне нос, вышибли зуб, сильно били по спине, после чего я долгое время чувствовал боль в спине... 

На другой день мне надели на руки металлические кольца, в которых я сидел несколько ночей подряд. Когда я сидел в этих кольцах, то Бровко пинками сапога бил по рукам... ставил меня к стене лицом, ногами пинал меня в половой орган...". 

04.04.1939 г.

"17 мая 1938 года я был арестован. Арестовали меня Кизилевич и Ларкин. Следствие по моему делу вели Кизилевич и Бровко. Во время допросов меня сначала оскорбляли словами, Кизилевич и Ларкин требовали, чтобы я сознался, что я участник контрреволюционной организации. Заявляли, что если я не сознаюсь, то у них есть материалы, и они меня расстреляют, а если сознаюсь, то я буду их рукой. Но когда я заявлял, что на суде ведь я могу рассказать правду, то они заявляли, что они и судьи, и прокуроры.

На допросе я пробыл 15 суток...  Мои показания записал Кизилевич сам, также в это время он применял наручники. Допрашивали меня посменно 6 человек. Дранков и Бровко допрашивали меня часа 3-4 в сутки. Впоследствии Корт писал сам мои показания, а я писал показания о своих недостатках, но не как о вредительской работе.

В Амурзете меня 15 суток допрашивал Кизилевич, не давая ни пить, ни спать. Потом начал одевать узкие кольца, загибая руки за спинку стула. Видя, что это не помогает, Кизилевич связал мне руки сзади, а Бровко и Дранков били меня пинками по связанным рукам. Издеваясь надо мной, они заставляли меня писать показания, и я писал только о своих недочетах в работе и заявлял, что если они считают, что это вредительство, то пусть они меня судят.

Во время допросов, когда Кизилевич уходил, оставались милиционеры и начинали надо мной издеваться, ударяя кием, дразня, дергая за руки.

Бровко во время допросов бил меня по связанным рукам, а в отсутствие Кизилевича бил об стенку головой, бил пинками, но когда я начинал сопротивляться, он начинал обливать меня водой, не давая вставать.

Когда меня привезли в Биробиджан, то там такие же методы начал применять ко мне Ларкин, заявляя мне, что у них есть достаточно материалов, чтобы меня расстрелять, но мер воздействия он ко мне не применял, а ушел в другой кабинет.

В Биробиджане под руководством Ларкина допросы велись в большей степени ночью, в силу чего в здании стояли стоны. В Амурзете я на допросах не кричал, а стонал от ударов по связанным рукам.

Когда меня душили Бровко и Дранков и обливали водой, я начал их отодвигать рукой. Но они, видя, что их дело плохо, заявили, что я хочу взять наган, взяли бумагу и зажали мне ею рот. Жалуясь Кизилевичу на эти безобразия, он заявил, чтобы следователи составили акт, что я на допросе сопротивлялся.

Ларкин меня вызывал в августе и говорил, чтобы я подтвердил им показания и указал, кто был в контрреволюционном отряде, после этого мне будет лучше... Ларкин меня допрашивал минут 15, но мер физического воздействия не применял.

Освободили меня в апреле 1939 года. До ареста я работал председателем колхоза и сельсовета, был секретарем парторганизации.

В 1938 году хлеб на полях не успели убрать, так как он гнил от дождей в силу того, что в колхозе около 90 мужчин были арестованы и на полях некому было работать. 90 человек было арестовано примерно за год, начиная с 1938 года. Количество арестованных по колхозу мы подсчитывали вместе с сотрудником НКВД. Со мною вместе сидели Домашенкин, Швалов и другие, примерно человек 15.

После освобождения меня восстановили в партии. Отец мой жил в Уральской области бедно, имел одну лошадь, а затем из-за нужды он переехал на прииски на Дальний Восток, а меня привезли сюда еще маленьким". 

1940 г.