Грабштейн Н.Х. и Гольдфайн В.М.
Грузинский-Трифонов Николай Степанович
Дворецкий Александр Михайлович
Добрыгин Варфоломей Кирьянович
Заблудовский Зайвель Шулимович
Зильберштейн Михаил Нафтулович
Лавтаков Александр Никанорович
Митрофанов Иннокентий Иванович
Пальшин Александр Иннокентьевич
Пересыпко Николай Константинович
Раменский Иннокентий Николаевич
Председатель биробиджанской артели «2-я пятилетка» Семен Копелевич Иткин родился в 1895 году в Смоленской губернии, еврей. Арестован 26.07.1938 УНКВД по ДВК по ст. ст. 58-1а, 58-8, 58-11 УК РСФСР. 13.05.1939 уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления, реабилитирован. Архивное дело П-89456.
И не хватало дня
Стоял апрель 1936 года. Для Семена Копелевича Иткина был обычный напряженный рабочий день, когда секретарь Смоленского обкома партии сказала, что ему надобно явиться в обком к девяти часам следующего дня.
В назначенное время Семен пришел в указанное ему место, где встретил знакомых и незнакомых земляков. Никто из них не знал зачем их вызвали в обком.
- Получена шифровка из Москвы, - начал первый секретарь обкома, - отправить из нашей Смоленской области на Дальний Восток очередную группу ответственных товарищей на постоянную работу. Это означает, что Политбюро ЦК нашей партии нам доверяет и уверено, что ее кадровую политику по усилению руководства автономной области вы поддерживаете. Мне очень жаль с вами расставаться, но выполнять указания партии – наш долг.
Эти последние слова как бы застряли в подсознании Семена Копелевича: «Бросить родные места, работу, с таким трудом налаженную и все начать с нуля за тысячи километров от родных мест». Как примет новость Рахиль, его жена? Тяжелые мысли одолевали его по дороге домой.
- Ну что? С тревогой спросила Рахиль, как только увидела на пороге Семена, что-то серьезное случилось?
Вместо ответа Семен обнял жену, он всегда так делал, когда предстоял непростой семейный разговор.
- Майн таере вайбэлэ («моя дорогая жена» - так он ласково называл Рахиль, когда требовалась ее душевная поддержка. – прим.авт.) - Готовь чемоданы, - не сказал, выдавил из себя Семен, - нам придется уехать из Смоленска.
– Куда же? – освобождаясь из объятий Семена, просила встревоженная Рахиль.
- В Биробиджан.
- В Биробиджан? – переспросила Рахиль. – Какое странное название. И далеко он от нас? На Дальнем Востоке, территория, где образована национальная область, там уже работает группа ответственных работников из нашего города во главе с первым секретарем Матвеем Павловичем Хавкиным, ты о нем наслышана, а сейчас наш черед наступил туда ехать. Так он объяснил место новой работы, куда следовало отбыть Семену.
- Это что в наказание тебе или как повышение по службе? - никак не успокаивалась Рахиль. – Не то и не другое. По указанию Москвы меня в числе группы ответственных работников посылают туда на работу. Можно отказаться, но в таком случае придется расстаться с партийным билетом. Для меня это будет конец, думаю, что ты меня поймешь.
Семен замолчал, ожидая, что скажет на это Рахиль.
- А что мне приходится делать, как не согласиться с тобой, я не хочу, чтобы тебе было плохо. С дорогим и любимым человеком готова на край света ехать.
Весть об отъезде Семена Копелевича в рабочих коллективах хорошо знавших его, была принята с сожалением. Изменить решение партии они не могли, но проводы Семену Копелевичу устроили достойные.
Проводы его в край далекий и загадочный, были теплые и грустные, но одна надежда согревала ему душу, что скоро все образуется, приедет Рахиль с детьми и жизнь вновь наладится.
Приезд Семена Иткина в автономию пришелся как нельзя кстати. Ему казалось, что в Биробиджане он будет скучать, но скоро убедился в обратном: не хватает дня, чтобы выполнить все, что записано в его рабочем блокноте. Не хватало и Рахиль, и милых детей в его беспокойной жизни. За короткое время трудовой деятельности Семена Иткина были запущены в действие новые промартели и государственные предприятия. Биробиджан превращался в центр развития области. Это радовало Семена Копелевича, но и тревожило душу. Никак не укладывалось в сознании, что в стране много «врагов народа». Особую тревогу у него вызвал арест Иосифа Либерберга, с которым часто встречался по работе и очень ценил его за деловые и человеческие качества. Он искал встречи с Матвеем Хавкиным, чтобы объясниться, что же такое творится в стране! И такой случай скоро представился. Биробиджанский фанерный завод отмечал производственный успех - выпуск первого фанерного листа. По этому поводу на предприятие пригласили руководителей города и области. После осмотра завода состоялась краткая беседа земляков.
- В чем я твердо уверен, - почти шепотом сказал Иткину секретарь обкома, - Ежов не главная фигура. Там, наверху, есть человек, занимающий боле высокую должность, волю которого исполняет Ежов.
Не знал Хавкин, что пройдет совсем немного времени и участь Иосифа Либерберга постигнет его самого и ближайших сподвижников…
К началу осени Семену Копелевичу позвонил руководитель делами строительства и сообщил, что дом, в котором он будет жить с семьей, готов принять новоселов.
Хорошая новость поддобрила его и заставила подумать о делах личных. Приезд семьи ожидался осенью, и тут как назло зарядили дожди, улицы Биробиджана превратились в непролазную грязь. Семен Иткин в эти ненастные дни не расставался с болотными сапогами, эта обувь была самая востребованная. От железнодорожной станции улица вела к кинотеатру «Биробиджан», где повозка с семьей Иткина увязла в грязи. Рахиль невольно воскликнула!
- Семен, - куда ты нас привез? Он успокоил жену и помог лошадям преодолеть низменный участок улицы.
С приездом семьи Иткин обрел как бы второе дыхание. В городе велось интенсивное строительство. Планы по развитию были поистине громадные, но подчас неподкрепленные материальными ресурсами. Об этом Семен Копелевич сказал на встрече с руководителями производств в присутствии первого секретаря обкома партии и других товарищей из НКВД. Когда начались выступления по докладу Иткина, сидящий в президиуме Матвей Хавкин повернулся к нему так, чтобы только Семен мог услышать его слова. – На днях, - начал он, - я уезжаю в Москву – подлечиться. Сделав паузу, Матвей Хавкин продолжил. - Над моей головой, шестым чувством осознаю, нависли черные тучи. Будь готов, мой дорогой товарищ, принять события времени. Я имею в виду навешивание вредительских ярлыков на честных и преданных нашей стране людей. Хочу попасть на прием к Сталину и от него лично услышать, знает ли он, что вытворяет в стране Ежов.
Эта была последняя встреча двух земляков, людей неординарных, одержимых мечтой построить национальный еврейский дом.
С каждым днем Семен Копелевич все больше терял веру в собственную безопасность, чувствовал, что «ежовые рукавицы» готовы схватить и его, и не раз говорил Рахиль: «Если со мной что-нибудь случится, не верь ни единому слову в каких бы преступлениях меня не обвиняли. – Я честен перед людьми и перед партией».
В тот июльский день 1938 года, как обычно Семен Копелевич задержался на обед. В последнее время Рахиль по-иному к этому относилась, помня, о чем ей говорил муж. Сердце ее учащенно забилось, когда она увидела как к дому подъехала крытая машина, называемая в народе «черный ворон». В дом вошли три человека. Один из них представившись, предъявил ордер на обыск.
- Что с моим мужем, с замиранием в голосе спросила Рахиль. – Он арестован, коротко бросил старший и дал команду приступить к обыску.
В конце 1938 ,чтобы отмежеваться от кампании уничтожения собственного народа, Сталин применил хитрый ход – сменил исполнителя своей воли, переложив на Ежова вину за превышение власти и репрессий. Однако реабилитированы были немногие из числа людей, осужденных и сосланных на долгие годы в страшные сталинские ГУЛАГи. Свое внезапное освобождение в мае 1939 года Семен Копелевич воспринял как счастливую судьбу. Ему было трудно поверить в то, что пришел конец кошмарам и восстановлено его доброе имя человека и коммуниста, и что он после долгой «отсидки» в СИЗО сможет вернуться к семье. Уголовное дело против Иткина прекратили из-за отсутствия состава преступления.
Его появление дома было для родных таким же внезапным. Рахиль, увидев мужа, чуть не лишилась чувств, каким он предстал перед ее глазами: изможденным, состарившимся человеком. Куда исчез прежний полный сил и энергии Семен. Не обо всем пережитом в камере мог рассказать Семен Иткин даже жене. Покидая СИЗО, у него взяли подписку о неразглашении методики ведения допроса подследственных в застенках НКВД. Впрочем, о примененных к нему пытках свидетельствовало подорванное здоровье Семена Копелевича, без вины пострадавшего, обвиненного по статьям 58-1а, 58-7, 58-11 УК РСФСР.
…Слегка поправив свое здоровье, Семен Иткин включается в общественную и хозяйственную жизнь города. К чести его руководителей Иткина без проволочек восстановили в партии и предложили возглавить родную отрасль промышленности (местпром), предприятия, которые в дни Отечественной войны производили для фронта необходимую продукцию. Когда пришла долгожданная победа, надо было строить новые предприятия. На базе пищевого комбината в Биробиджане открывают кондитерскую фабрику. Такое решение принял 15 января 1947 года Хабаровский крайисполком. Семена Иткина решением горкома партии назначают ее первым директором. Трудные послевоенные годы, излишне говорить, какими они были, Семен Иткин не жалея «живота своего», доставал, выбивал, что требовалось для работы молодого предприятия. По-прежнему у директора была хозяйская хватка в работе, в глазах горел тот же неукротимый огонек деятельности. И вот первый производственный успех коллектива - освоение и выпуск соевых пряников, пользующиеся у биробиджанцев в несытые послевоенные годы большим спросом.
Директор был полон творческих задумок. Видел будущее фабрики, но реализовать задумки ему не довелось. Сердечный приступ оборвал жизнь Семена Иткина. Это случилось на фабрике, в его рабочем кабинете.
Юрий ФАЙНЗИЛЬБЕРГ
«Биробиджанская звезда» - 63(17249)03.09.2014