«Хотелось бы всех поимённо назвать…»

Книга, которую вы держите в руках, необычная. Её нельзя просто прочитать и поставить на полку. Большую часть страниц занимают списки. В них – фамилии, имена и отчества людей, живших на территории Еврейской автономной области, краткие биографические сведения. О многих, к сожалению, больше ничего не известно. Но некоторые справки можно было бы расширить.

Среди внесённых в списки, есть, например, фамилия Александра Николаевича Митрофанова. В 1990 году в управление КГБ по Хабаровскому краю поступило заявление от жительницы села Ленинского Софьи Александровны Кичаковой:

«Прошу помочь мне найти хоть что-нибудь о моем отце: за что арестован, когда и где умер. Мой отец Митрофанов Александр Николаевич, год рождения я не помню, примерно 1900-й. В начале 30-х годов жили мы в селе Бабстово Блюхеровского района ЕАО. Я с 1926 года, мне было 7-8 лет, и чуть-чуть помню, как к нам ночью вошли военные и увели отца. А на другой день увели со двора единственную корову, а нас – мать и четверых детей выгнали из дому. Помню, мы оказались в Хабаровске в каком-то деревянном бараке. Мать Анна Ивановна была неграмотная, жили в голоде и холоде. Мать ходила в крайисполком, просила разрешить переехать к родителям в село Дежнево. После долгих хождений ей выдали пропуск, но с условием, что она расторгнет брак с отцом. Ей нужно было спасать детей, и она согласилась. Отец, бедный, наверно, так и не узнал об этом. Всех нас мать переписала на свою девичью фамилию – Колобова. От отца не было ни одного письма, так что о его судьбе мы ничего не знаем».

Ответ на свое заявление Софья Александровна получила спустя четыре месяца. Плотник из села Бабстова Александр Николаевич Митрофанов был арестован 4 июня 1933 года и 17 ноября осужден тройкой при Полномочном представительстве (ПП) ОГПУ по Дальневосточному краю на десять лет исправительно-трудовых лагерей. 6 марта 1959 года был реабилитирован Хабаровским краевым судом за недоказанностью обвинения. Однако вышел ли он на свободу или превратился в «лагерную пыль», неизвестно. Дети узнали о реабилитации отца через тридцать лет. Их фамилий нет в списках жертв репрессий, но сколько тягот, мучений, унижений пришлось перенести им!

О числе пострадавших от политических репрессий в Советском Союзе до сих пор ведутся споры. Называются разные цифры: от 110 миллионов человек (Александр Солженицын) до «всего лишь» миллиона «с небольшим». Эту точку зрения, например, высказывает Дмитрий Лысков, автор книги «Сталинские репрессии». Великая ложь ХХ века». Причем большинство арестованных и расстрелянных, по его мнению, были осуждены за действительно антигосударственную деятельность.

Не ввязываясь в эту полемику, заметим только, что в списки пострадавших от террора следовало бы по справедливости внести и фамилии ближайших родственников арестованных. Судьба семьи Александра Николаевича Митрофанова – пример тому. К сожалению, создать такой список практически невозможно. В этой книге вы найдете немало примеров, когда репрессиям подвергались все члены семьи.

В списках репрессированных есть житель села Пузина Егор Романович Лунин. В 1932 году он с женой и тремя дочерьми в возрасте от трех до семи лет был отправлен на спецпоселение. Сам он и дети были освобождены в конце 40-х годов. Жена умерла раньше этого. Реабилитированы все были только в 2003 году.

Под подозрение органов попадали, прежде всего, потомки казаков, осваивавших эти земли. В начале 1930 года, через семь с половиной лет после того, как Дальний Восток окончательно вошел в состав РСФСР, ОГПУ организовало процесс над «пособниками белогвардейцев». Суду были преданы десятки людей. В их число попали и три брата, уроженцы станицы Михайло-Семеновской, Василий, Иван и Петр Куликовы. К тому времени все они проживали в Хабаровске. 17 февраля их арестовали и обвинили в том, что они, «проживая на базе флотилии, состояли в белой ячейке повстанческого характера и через ее руководителя Куликова Василия Тимофеевича, имеющего связь с белогвардейцем Сараевым, по заданию последнего проводили под видом гулянок вербовку рабочих в эту организацию и систематически проводили антисоветскую агитацию среди рабочих и краснофлотцев флотилии». 21 июня дело рассмотрела тройка при ПП ОГПУ по ДВК, старший брат получил десять лет лагерей, младшие – по пять.

А порой для политических обвинений не нужно было сочинять заговоры. О том, как «стряпались» такие дела, можно судить по заметке «Вылазка классового врага», опубликованной 3 августа 1938 года в газете «Биробиджанская звезда»:

«В колхозе имени Кагановича в первые же дни уборки выведены из строя оба комбайна. Внутри одного комбайна оказался гаечный ключ. Это еще раз свидетельствует о том, что притаившийся классовый враг старается на каждом шагу сорвать уборку колхозного урожая. По этому факту ведется следствие».

В некоторых случаях сведения о подвергшихся репрессиям неполные. 4 сентября 1933 года тройка по выселению семей кулаков Биробиджанского района ДВК приняла решение в отношении жительниц села Пузина Евгении Николаевны и Елены Тихоновны Куликовых, мужья которых были репрессированы ранее. Муж второй женщины – Николай Дмитриевич, хлебороб, был арестован в марте 1930 года по статье 58.2 УК РСФСР, но в июле отпущен за отсутствием состава преступления. В 1932 году повторно арестован «за развал колхоза» и осужден. Судьба и имя мужа Евгении Николаевны пока неизвестны. У той и другой женщины были дети в возрасте до 16 лет. Ни их имена, ни пол не указаны.

А сосчитать тех, кто не был арестован или сослан, но долгие десятилетия носил клеймо члена семьи врага народа со всеми вытекающими из этого печальными последствиями, вообще невозможно.

Так что точное число жертв политического террора вряд ли когда-нибудь будет установлено. Но те сведения, которые помещены в этой книге, позволяют оценить масштабы репрессий. На сегодня установлено, что с 1922 по 1958 годы на территории только одной Еврейской автономной области политическим репрессиям подверглись не менее 6928 человек, из них 1238 были расстреляны по приговорам судебных и внесудебных органов (Военная коллегия Верховного Суда СССР, Особое совещание при НКВД, тройка и т. п.).

По данным переписи 1926 года в пределах Биро-Биджанского района проживало всего 32250 человек. Начиная с 1928 года сюда целенаправленно переселялись жители западных регионов Советского Союза, и в 1939 году численность населения ЕАО достигла 109 тысяч человек. Сопоставьте эти цифры, и вы сможете оценить масштабы репрессий на территории только одной, не самой крупной, советской области. 

Задолго до 37-го и после

Впервые массовые репрессии советское руководство признало на ХХ съезде КПСС 25 февраля 1956 года. И хотя заседание было закрытым, а доклад первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущёва не был опубликован в печати, его содержание вскоре стало известным, а критика культа личности Сталина с трибуны партийного съезда стала началом так называемой «хрущёвской оттепели».

Для многих факты и цифры, приведённые в докладе, стали потрясением. Было немало заявлений известных людей, что они ничего не знали о злодеяниях Сталина. Как говорится, Бог им судья, однако масштабы террора позволяют сомневаться в их искренности. Не осталось, пожалуй, города, посёлка, села, в которых не были бы арестованы «шпионы», «диверсанты», «террористы», «члены подпольных антисоветских организаций» из числа родственников, друзей, соседей, коллег, знакомых, – и ни разу не усомниться в обоснованности предъявленных им обвинений?! 

Известно, что откровения Хрущёва вызвали негативную реакцию у многих членов партии. Именно поэтому не в чести Никита Сергеевич и у нынешней наследницы КПСС – зюгановской КПРФ. Однако, отдавая должное мужеству тогдашнего советского вождя, надо признать, что в докладах на ХХ, а затем на XXII съездах была сказана далеко не вся правда о репрессиях против советского народа. Отмежевавшись от сталинского курса, партия попыталась представить террор как случайное искажение коммунистической идеологии, обусловленное личными качествами Сталина.

Не предстали во всём ужасе и масштабы трагедии. Гласности были преданы в основном факты террора середины 30-х годов, жертвами которого стали партийные, советские деятели, известные учёные, писатели, артисты, музыканты, художники. Именно тогда стало нарицательным само понятие «37-й год» как апогея бессмысленного политического террора. Между тем партийной верхушке и тогда было известно, что список жертв значительно длиннее того, что был официально признан. Ведь сразу же после смерти Сталина пошёл процесс «тихой реабилитации». Было прекращено «дело врачей», которых собирались обвинить в заговоре против вождя. Стали пересматривать дела и «рядовых» жертв – необоснованно расстрелянных, томившихся в тюрьмах, лагерях, местах спецпоселения.

Но в хрущёвскую «оттепель» реабилитации подлежали не все категории политических заключённых. Ещё не были признаны невиновными многие «члены» так называемых «правоцентристских блоков». Продолжали оставаться государственными преступниками эсеры – как правые, боровшиеся с большевиками, так и левые, в первые месяцы после революции сотрудничавшие с ними. Получили свободу, но не реабилитацию, далеко не все представители огромной массы крестьян, причисленных к кулачеству, которое было «ликвидировано как класс». Не стал предметом обсуждения процесс расказачивания. Замалчивалось, что после окончания Великой Отечественной войны многие узники фашистских лагерей прямиком отправились в советские концентрационные лагеря. Но тем, кто непредвзято знакомился с документами, становилось ясно, что репрессивная машина заработала не в 30-е годы, а гораздо раньше.

По вопросу, когда начался политический террор в России, существуют разные точки зрения. Есть вполне обоснованное мнение, что его теоретические и практические основы были заложены задолго до революции. В 70-е годы XIX века призывы народовольцев «к топору» встречали сочувствие в образованных кругах российского общества. Оправдание судом присяжных в 1878 году Веры Засулич, покушавшейся на убийство градоначальника Санкт-Петербурга генерала Ф.Ф. Трепова, было восторженно встречено «передовой общественностью» и сопровождалось манифестацией собравшейся у здания суда публики. Убийство 1 марта 1881 года царя-освободителя Александра II (между прочим, осуществившего и судебную реформу) не заставило ужаснуться преступлению и проникнуться отвращением к террору. Ответные жёсткие меры, предпринятые царским правительством, не встречали поддержки у интеллигенции. Образ революционера, готового на всё ради свержения самодержавия, в сознании многих, особенно молодых людей, был окружён романтическим ореолом.

В общем хоре одобрения терроризма были практически не услышаны призывы немногих, кто прозорливо увидел опасность в нарастающем ожесточении общественного сознания. Ярким примером такого провидческого предупреждения является роман Ф.М. Достоевского «Бесы», напечатанный еще в 1872 году. Однако писатель не был услышан и понят. Появившиеся в конце XIX века политические партии также не способствовали введению борьбы за права трудящихся в цивилизованное русло. И РСДРП, из которой потом выросла большевистская коммунистическая партия и которая основным инструментом борьбы сделала террор, была тогда не единственной, кто уповал прежде всего на насилие. В составе, например, партии эсеров, многие представители которой после Октябрьской революции стали одними из первых «клиентов» ВЧК, с самого начала существовали террористические ячейки.

Революция 1905-1907 годов кое-кому отрезвила голову. Собственно, новая волна террора в России началась с убийства в 1901 году эсеровским боевиком министра народного просвещения Николая Боголепова. Всего с 1901 по 1911 годы жертвами революционного террора стали около 17 тысяч человек, из них 9 тысяч приходятся на период революции 1905-1907 годов. В 1907 году каждый день в среднем погибало до 18 человек.

Нарастающий вал насилия заставил некоторых либеральных деятелей пересмотреть свои взгляды на методы революционного переустройства общества. В 1909 году вышел сборник статей под общим названием «Вехи». Его авторы – русские философы, публицисты – призвали пересмотреть отношение интеллигенции к методам борьбы за переустройство общества. Философ, социолог и правовед Богдан Кистяковский определил и одну из особенностей русских революционеров – притупленность правосознания и отсутствие интереса к правовым идеям. Другой автор этой книги – философ, экономист, общественный и политический деятель, публицист Пётр Струве – ключом к пониманию революции назвал порок русской интеллигенции – безрелигиозное отщепенство от государства.

Однако сборник «Вехи» был подвергнут уничижительной критике со стороны всех «демократически настроенных» партий и долгие годы являлся примером «трусливого оппортунизма ударившейся в религию интеллигенции». А между тем именно отход общества от традиционных христианских постулатов и несовершенство правового сознания явились главными причинами последовавших после октября 1917 года событий. И не случайно именно церковные деятели задолго до революции почувствовали надвигающуюся катастрофу. Отец Иоанн Кронштадтский ещё в 1903 году пророчествовал с амвона: «Уже близко время, что разделится народ на партии, восстанет брат на брата, сын на отца, отец на сына и прольётся много крови на Русской земле… Кайтесь, кайтесь, приближается ужасное время, столь ужасное, что вы и представить себе не можете!»

И оно, это время, не заставило долго себя ждать. Известно, что государственный переворот, осуществлённый большевиками в Петрограде в октябре 1917 года, прошёл с минимальным количеством жертв. Этого не скажешь о последовавшем затем «триумфальном шествии» революции по другим городам России. Но самое главное – захват власти с самого начала производился насильственными мерами, с игнорированием всех моральных и правовых норм. Это особенно наглядно проявилось в циничном разгоне Всероссийского учредительного собрания, потому что получить возможность влияния на решения делегатов большевики не смогли. Накануне разгона, 5 (18) января 1918 года, из пулемётов была расстреляна мирная демонстрация в поддержку собрания.

Но это был не первый акт узаконенного беззакония. Насильственно захватив власть, большевики, находившиеся, если можно так сказать, в «подавляющем меньшинстве», столкнулись с ожесточённым открытым и скрытым сопротивлением контрреволюционных сил, саботажем чиновников. Обострившиеся голод, разруха, нищета, анархия и неспособность новоявленного правительства хоть как-то упорядочить жизнь населения заставили вождей революции принять чрезвычайные меры, не основанные на каких-либо правовых понятиях. 7 (20) декабря 1917 года Совнарком узаконил Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) и назначил её председателем Ф.Э. Дзержинского. Вскоре эта структура распространила своё влияние практически на все губернии и уезды России.

Создатели этой организации первоначально пытались соблюсти некоторые юридические нормы. Дзержинский, докладывая Совнаркому задачи ВЧК, сказал, что комиссия должна вести только предварительное расследование. Функции суда осуществлял Революционный военный трибунал. Как понимал законность первый председатель этого судебного органа К. Данишевский, видно из его выступления в газете «Известия ВЦИК»: «Военные трибуналы не руководствуются и не должны руководствоваться никакими юридическими нормами. Это карающие органы, созданные в процессе напряжённейшей революционной борьбы».

Деятельность подразделений ВЧК и трибуналов строго контролировалась и направлялась большевистским правительством. Мягкотелость не приветствовалась. 26 июня 1918 года Ленин направил Григорию Зиновьеву следующее письмо: «Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы… удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это невозможно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров». 9 августа 1918 года Ленин отправил указания в Пензенский губисполком: «Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города… Декретируйте и проводите в жизнь полное обезоружение населения, расстреливайте на месте беспощадно за всякую сокрытую винтовку». Когда Дзержинский предложил «действенную меру» борьбы с врагами – взятие заложников среди буржуазии, исходя из списков, составленных для взыскания наложенной на буржуазию контрибуции, Ленин его поправил: «Я предлагаю «заложников» не взять, а назначить поимённо по волостям».

5 сентября 1918 года Совет народных комиссаров РСФСР принял постановление «О красном терроре», в котором были определены методы борьбы с врагами революции: изолирование их в концентрационных лагерях; расстрел всех лиц, прикосновенных к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам. Для устрашения имена всех расстрелянных должны были регулярно публиковаться.

Конечно, методы борьбы, основанные на быстром, не перегруженном процессуальными тонкостями суде, предполагали, что она будет временной мерой, помогающей укрепиться власти. Однако усиливающееся ожесточённое сопротивление большевикам, переросшее в гражданскую войну, только закрепило беззаконие и произвол. Сбылось предсказание Иоанна Кронштадтского. «Красный» и «белый» террор, подпитывая друг друга, уничтожал вековые основы морали, упразднял такие понятия, как жалость, милость к падшему, оступившемуся, терпимость к инакомыслию. И когда братоубийственная война стала затухать, большевики не удовлетворились победой, а продолжили террор и насилие, взяв на вооружение методы работы ВЧК.

Сама эта организация, получив высокую оценку своей деятельности, была упразднена 6 февраля 1922 года декретом IX Всероссийского съезда Советов ВЦИК. Вместо неё при Наркомате внутренних дел РСФСР (НКВД) было создано Государственное политическое управление (ГПУ), руководство которым поручили тому же Дзержинскому. Функции, переданные этому органу безопасности, обязано выполнять любое государство: предупреждение и подавление открытых антигосударственных выступлений; борьба с бандитизмом, контрабандой; выявление и наказание лиц, которые подрывают хозяйственную деятельность; охрана государственных тайн и борьба со шпионажем. Однако методы работы ВЧК, хоть как-то объяснимые чрезвычайной обстановкой в стране, были переданы по наследству ГПУ. Террор как главное оружие в борьбе против антигосударственных преступлений был полностью взят на вооружение организацией, призванной осуществлять свою деятельность в мирное время.

Таким образом, массовые репрессии начались сразу же после октябрьского переворота и, то затухая, то вспыхивая вновь, продолжались вплоть до смерти Сталина в марте 1953 года. Впрочем, и после этого незаконные политические аресты не исчезли вовсе. На территории ЕАО, например, ещё в 1957 и 1958 годах было незаконно репрессировано несколько человек, впоследствии реабилитированных. Преследование инакомыслящих продолжилось и потом, вплоть до конца 80-х годов. Добывание признательных показаний с помощью пыток, широко практиковавшихся в 30-е годы, сменялось иезуитским «восстановлением законности» и наказанием «превысивших полномочия» палачей. В брежневскую эпоху беззаконное преследование стыдливо прикрывалось борьбой с «тунеядством» (Иосиф Бродский), организацией показательных процессов над «литературными отщепенцами» (Андрей Синявский и Юлий Даниэль). Появились и новые методы: насильственное помещение инакомыслящих в «психушки», лишение гражданства. Но суть работы карательных органов от этого не менялась.

От Москвы до самых до окраин

Революционные события на Дальнем Востоке развивались примерно так же, как и во всей России, правда, с некоторым отставанием. После Февральской революции в Хабаровске был создан Совет рабочих и солдатских депутатов. Красными отрядами Хабаровского Дальсовнаркома город был захвачен 6 (19) декабря 1917 года. С 12 по 20 декабря состоялся 3-й съезд Советов Дальнего Востока, провозгласивший советскую власть на всём Дальнем Востоке, в том числе и на той территории, где через 16 лет будет образована Еврейская автономная область. Также был избран Дальневосточный краевой комитет Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и самоуправлений. Как и везде, новая власть столкнулась с сопротивлением. Для борьбы с контрреволюцией по примеру ВЧК был создан Военно-революционный штаб, через несколько месяцев преобразованный в комиссию по борьбе с контрреволюцией, пьянством и спекуляцией. Были сформированы революционный трибунал и при нём следственная комиссия.

Однако уже к концу 1918 года Дальневосточный крайком фактически потерял контроль над подведомственной ему территорией. Белое движение получило поддержку со стороны Японии, Англии и США, высадивших войска во Владивостоке ещё в начале года.

В войну включилось и русское население. Прежде всего – казаки, первыми осваивавшие эти земли и к 1917 году имевшие большое влияние в экономической, социальной и культурной жизни региона. Выбор в пользу Советов сделали далеко не все. Впервые казаки разделились и пошли друг на друга: одни воевали на стороне красных, другие поддержали белых. Слабые органы безопасности Дальневосточного края не могли так же жестоко, как это было, например, на Дону, пресечь выступления казаков против советской власти. Поэтому говорить о процессе расказачивания применительно к Дальнему Востоку было бы не совсем верно. Братоубийственная война и последовавшая затем эмиграция воевавших против Советов фактически привели к исчезновению этого сословия, а вернувшиеся в свои станицы спрятали свои шашки и папахи подальше от людских глаз. Однако многие из них очень скоро будут репрессированы за антисоветскую деятельность, и в предъявленных обвинениях им припомнят принадлежность к казачеству.

6 апреля 1920 года в городе Верхнеудинске (нынешнем Улан-Удэ) была провозглашена Дальневосточная республика (ДВР), в состав которой вошли Забайкальская, Амурская, Приморская, Сахалинская и Камчатская области. Формально это было независимое государство, но фактически оно являлось буфером между РСФСР, где основное сопротивление белогвардейцев и интервентов было уже подавлено, и Японией, продолжавшей воевать на Дальнем Востоке. Отчаянное сопротивление оказывали и отряды казаков, Белой армии. Руководство ДВР копировало все действия Москвы и по её примеру создало аналог ВЧК – Государственную политическую охрану (ГПО).

Впрочем, ДВР просуществовала недолго. В октябре 1922 года Япония вывела свои войска с её территории, а уже 14 ноября командиры частей Народно-революционной армии марионеточной республики от имени Народного собрания ДВР обратились во ВЦИК с просьбой включить ДВР в состав РСФСР. Через несколько часов, 15 ноября, такое решение было принято. В составе РСФСР появилась Дальневосточная область. А в декабре было провозглашено образование Союза Советских Социалистических республик. Дальнейшие преобразования органов государственной безопасности проходили здесь в полном соответствии с тем, как это решалось в Москве.

15 ноября 1923 года на основе ГПУ было создано Объединённое государственное политическое управление (ОГПУ) при Совнаркоме СССР на правах общесоюзного наркомата. В ходе реформирования происходило поэтапное расширение его полномочий в части административных высылок, ссылок и заключения в концлагеря людей, обвинённых в контрреволюционной деятельности, шпионаже, контрабанде, спекуляции золотом и валютой. При ОГПУ создаётся внесудебный орган – Особое совещание. Позднее госполитуправление было наделено чрезвычайными внесудебными полномочиями вплоть до расстрела по делам о диверсиях, поджогах, взрывах, порче машин и т.п. Так постепенно создавались предпосылки для нарушения законности, что в итоге и привело к массовым репрессиям.

Органы ОГПУ в лице своих районных уполномоченных и пограничных комендатур функционировали на территории нынешней ЕАО ещё до принятия 28 марта 1928 года решения президиума ЦИК СССР о закреплении за Комитетом земельного еврейского товарищества (КОМЗЕТ) территории в приамурской полосе ДВК «для нужд сплошного заселения трудящимися евреями» с перспективой «образования на территории указанного района еврейской административно-территориальной единицы».

Позднее, 30 августа 1930 года, был образован Биро-Биджанский район Дальневосточного края и определены его границы. Почти одновременно с этим было создано районное отделение ОГПУ.

В списках, помещённых в этой книге, можно найти фамилии тех, кто был арестован до начала массового переселения евреев и на рубеже 90-х – 2000-х годов признан незаконно репрессированным. Например, служащего Бирского дорожного участка Павла Фёдоровича Оглобичева Военный отдел ГПО ДВР в январе 1922 года арестовал за контрреволюционную деятельность. Впрочем, через несколько дней его освободили под подписку о невыезде. Установки на массовый террор тогда не было. Однако первая встреча с органами госбезопасности могла аукнуться через многие годы.

В августе 1927 года погранотрядом ОГПУ был арестован житель села Михайло-Семёновско Павел Алексеевич Вырупаев. Ему предъявили обвинение по статье 58-10 УК РСФСР. Доказать вину не смогли и отпустили. Вторая попытка «пришить» ему 58-ю была сделана в апреле 1930 года. Уголовное дело было вновь прекращено. Возможно, чтобы уйти от преследования, Иван Алексеевич перебрался в село Николаевка Смидовичского района. Устроился завхозом в ФЗУ. Однако в июле 1933 года ОГПУ настигло его и здесь. 17 ноября дело рассмотрела тройка при ПП ОГПУ по ДВК, признала его виновным по статье 58-2 УК РСФСР и приговорила к высшей мере наказания. Расстреляли Вырупаева в тот же день в Хабаровске.

Впрочем, до 1928 года репрессии на территории будущей ЕАО, как и в стране в целом, ещё не стали массовыми. Дальневосточным «гепеушникам» хватало работы, которую они и должны были выполнять: охрана границы, железнодорожных и водных путей, борьба со шпионажем, бандитизмом и контрабандой.

К сожалению, начало переселения евреев (и не только их), которое должно было открыть новые перспективы для развития Биро-Биджанского района, совпало со сменой политики в государстве. 15 февраля 1928 года газета «Правда» опубликовала материалы, изобличающие кулачество. Этим был дан старт кампании, направленной против наиболее трудолюбивой части крестьянства.

Репрессии в отношении кулаков начались сразу же после Октябрьской революции. Большевикам нужно было продовольствие, чтобы как-то снизить напряжение в городах, привлечь на свою сторону огромные массы беднейшего крестьянства. У кулаков изымались земля, «излишки» продовольствия. Декретом от 11 июня 1918 года эта работа была поручена комитетам бедноты, которые сразу же принялись за дело, руководствуясь «принципом революционной справедливости». Причём большевики настраивали их на искоренение кулачества как класса. Выступая на совещании делегатов комитетов бедноты 8 ноября 1918 года, Ленин заявил: «Если кулак останется нетронутым, если мироедов мы не победим, то неминуемо будет опять царь и капиталист». Естественно, это отталкивало трудолюбивых крестьян от революции. В принципе, Ленин и его соратники были правы, видя в них своих врагов и называя их контрреволюционерами. Отсюда – жёсткость мер для подавления их сопротивления.

Первый «великий крестовый поход» против «мироедов» потерпел фиаско. Многие бедняки и батраки, получив землю, не хотели на ней работать. Те, кто воспользовался этой возможностью, в глазах бездельников из комитетов бедноты превращались в «мироедов». Продуктов не прибавлялось – они исчезали не только с полок уцелевших магазинов, но и с чёрного рынка. Страна стремительно катилась в пропасть. А вместе с нею – и большевистская власть. Это заставило Ленина в 1921 году сменить политику «военного коммунизма», основанного на революционном принципе «грабь награбленное», на НЭП – новую экономическую политику с элементами рыночной экономики. Но даже такое послабление (30-процентный натуральный продналог вместо 70-процентной продразвёрстки) оживило не только деревню, но и город. В магазинах появились продукты, советский рубль стал конвертируемым. Естественно, кампания против кулачества притихла.
Ленин с самого начала рассматривал НЭП как временную уступку капитализму («Шаг назад, два шага вперёд»), но даже в таком урезанном виде реформу поддержали далеко не все его соратники. И почти сразу после смерти вождя большевики начали свёртывать НЭП. Публикация в «Правде», о которой говорилось выше, дала сигнал к наступлению на кулачество. В июне 1929 года началась массовая коллективизация, противоречившая НЭП. С самого начала она проводилась с широким применением принудительных мер. Осенью коллективизация дополнилась насильственными хлебозаготовками. 30 января 1930 года вышло постановление ЦК ВКП(б) «О мерах по ликвидации кулачества как класса», и «красное колесо» вновь начало набирать обороты.

В единой семье народов

В Биро-Биджанском районе, казалось бы, не было почвы для развёртывания массовых репрессий. Прибывающие сюда переселенцы (не только евреи, но и русские, украинцы, белорусы) не получали в пользование земельные наделы. Их сразу же объединяли в колхозы, сельхозартели, которые не очень-то способствовали развитию личных подворий. Уцелевшие старожилы, не помышляя о возрождении казачьего уклада жизни, но боявшиеся, что им могут припомнить прошлое, тоже открыто не сопротивлялись коллективизации. Они и стали её первыми жертвами.

Уроженец казачьей станицы Радде Евлампий Семёнович (в некоторых документах он назван Николаевичем) Башуров в августе 1931 года на основании постановления Биробиджанского райисполкома был выселен в Тыгдинский район Амурской области. Вместе с ним в трудовой посёлок спецкомендатуры последовали отец Семён Башуров, 66 лет, жена Евдокия, 33 лет, а также дочери – 14-летняя Мария, 12-летняя Раиса, 4-летние Александра и Валентина, шестимесячная Галина, сыновья – Николай, 10 лет и Иннокентий, 7 лет. Сведений о дальнейшей судьбе этой семьи нет.

Вполне обоснованно с точки зрения проводников политики раскулачивания врагами советской власти считались те, кто прибыл сюда из западных регионов и успел, благодаря врождённому трудолюбию, укрепиться. Показательна судьба семьи Кривобоков. В документах не указано, когда она перебралась из Полтавской области на Дальний Восток и обосновалась в селе Аресентьевка, расположенном на территории нынешней Амурской области. Возможно, ещё до революции: в период строительства Транссибирской магистрали (1908-1916 годы) в эти места переселялись крестьяне из центральных губерний России, которых привлекала возможность безвозмездного получения земли. До 1922 года в общем хозяйстве большой семьи было 130 десятин земли, 8 лошадей, 7 коров, полный набор сельхозмашин, часть которых сдавалась в аренду на обычных для того времени условиях. Так, за использование молотилки арендатор отдавал двадцатую часть зерна её владельцу. В 1928 году хозяйство разрослось, так что отец решил передать часть его сыну Фёдору. Через год Фёдор Петрович был раскулачен. Не помогло даже то, что незадолго до этого он вступил в колхоз. Ему припомнили, что он «эксплоатировал на кабальных условиях» крестьян, и исключили из колхоза. В 1933 году Фёдор Петрович перебрался от греха подальше в поселок Бира. 31 августа того же года тройка по выселению кулаков Биро-Биджанского района приняла решение в отношении группы кулаков, куда попала и семья Фёдора Кривобока, к тому времени уже не имевшая никакой собственности. Вслед за главой семьи на спецпоселение в посёлок Обор района имени Лазо, а затем ещё дальше – в посёлок Манома Нанайского района - отправились жена Елизавета Ивановна, 19-летняя дочь Анна и 17-летний сын Борис. Сам Фёдор Петрович в 1942 году умер на спецпоселении. В том же году его сын был призван в армию. Дочь освободили в 1943 году, а мать фронтовика пробыла на спецпоселении до 1946 года. Реабилитированы все были только в 1993 году.

Из истории видно, что к ОГПУ, преобразованному 10 июля 1934 года в Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) СССР, присоединились административные органы – райисполкомы. Активно включились в работу милиция, прокуратуры, суды. Они работали в одной связке, каждый в рамках своей компетенции. В коллективизации и раскулачивании главная роль отводилась органам исполнительной власти: большинство было выселено решениями комбедов-сельсоветов-РИКов. Тех, кто шел по 1-й категории, т.е. наиболее активных и махровых антисоветчиков, «брали» и осуждали по статье 58 органы ОГПУ. Как известно, в мае 1934 года на месте Биро-Биджанского района была образована Еврейская автономная область, поделённая на пять районов. К концу года были сформированы соответствующие областные и районные структуры. И все они проводили «большую чистку».

Убийство 1 декабря 1934 года С.М. Кирова стало поводом для создания Особого совещания (ОСО) при НКВД СССР, а также активизации таких квазисудебных органов, как «двойки», «тройки» по рассмотрению политических дел. Они были созданы в 1927 году и состояли из начальников полпредств ОГПУ (потом УНКВД) или их заместителей, прокуроров или их замов, секретарей или членов бюро крайкомов, руководящих работников погранохраны. На Дальнем Востоке краевая «тройка» была создана в Хабаровске. Она рассматривала дела и жителей ЕАО. Все эти органы осуществляли «правосудие» методом сокращённого судопроизводства. В первую очередь массовым репрессиям подверглись крестьяне, составлявшие большинство населения автономии.

Здесь будет уместно сказать, что в общем потоке террора можно выделить три основные группы репрессированных.

Первая (и самая массовая) категория - люди, по политическим обвинениям арестованные органами государственной безопасности (ВЧК – ОГПУ – НКВД – МГБ –КГБ) и приговорённые судебными или квазисудебными (ОСО, «тройки» и т.п.) инстанциями к смертной казни, к разным срокам заключения в лагерях и тюрьмах или к ссылке. Таких в списках, приведённых в этой книге, 3731 человек. О судьбах некоторых из них будет рассказано дальше.

Вторая массовая категория репрессированных по политическим мотивам – административно высланные с места жительства в ходе кампании «уничтожения кулачества как класса», продолжавшейся с 1930 по 1933 годы. На территории будущей ЕАО было выселено 2038 человек. Однако, как видно из приведённых выше историй, в дальнейшем некоторые административно высланные были осуждены по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР. Многие умерли, не выдержав нечеловеческих условий на спецпоселении.

Третья категория жертв политических репрессий - это народы, целиком выселенные из мест традиционного расселения. В последние десятилетия многое написано о депортации по национальному признаку народов Кавказа, Крыма и некоторых других областей и краёв СССР. В основном их ссылали из западных регионов страны в Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан. Однако такая политика проводилась и на территории ЕАО. В этой книге помещён список, котором 391 корейская фамилия. Они компактно проживали на территории Сталинского (ныне Октябрьского) района. Документ о том, что они подлежат выселению, имеется в Государственном архиве ЕАО. Все ли они были практически в одну ночь отправлены на спецпоселение или кому-то удалось избежать депортации и вовремя скрыться, неизвестно. Но известно, что этим списком число выселенных из ЕАО корейцев не ограничивается.

В общих списках вы найдете и много немецких фамилий (114). Как известно, в 1762-63 годах императрица Екатерина II своими манифестами пригласила немецкоговорящих жителей европейских стран (единой Германии тогда ещё не было) переехать в Россию и поселиться на берегах Волги. На приглашение откликнулись тысячи немцев. К началу революции их потомки, сохраняя язык, обычаи и религию предков, достаточно обрусели и внесли большой вклад в экономику и культуру страны. 19 октября 1918 года декретом СНК РСФСР из части территорий Саратовской и Самарской губерний была образована Автономная область Немцев Поволжья. Представители титульной нации составляли 60% населения. Жили здесь русские, украинцы, люди других национальностей. Впрочем, и немцы к тому времени расселились по всей стране, и далеко не все из них переехали в Поволжскую автономию.

Когда началась война с Германией, область была упразднена, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года все немцы поголовно были обвинены в сотрудничестве с Германией и выселены на спецпоселение в Казахстан, Сибирь и на Алтай.

Не избежали горькой участи и те, кто не имел отношения к автономии. Андрей Иосифович Гейт родился в Челябинской области, потом переехал на Дальний Восток. 15 ноября 1941 года его вместе с семьёй – престарелыми родителями, женой и тремя детьми – выселили в Селемджинский район Амурской области. Мать и отец умерли на спецпоселении, а сам он, жена и дети получили свободу перемещения лишь в 1954 году. Полная реабилитация состоялась только в начале 90-х.

В списке, помещённом в этой книге, можно найти представителей всех трёх групп репрессированных. Заметим только, что евреи, приехавшие в Еврейскую автономную область, в довоенный и военный период подвергались террору отнюдь не по национальному признаку, а наравне со всеми. Антисемитская кампания будет развязана позже, в конце 40-х – начале 50-х годов. Речь об этом впереди. 

Всем сердцем, всей кровью…

Коллективизация была первой массовой террористической кампанией, развёрнутой большевиками в мирное время. И примечательно, что она не насторожила общественность. Отчасти это объясняется тем, что революционный лозунг уничтожения классового врага у многих ещё вызывал воодушевление. Он поддерживался пропагандой: журналисты взахлёб писали об успехах передовых колхозов и совхозов, представляли кулаков в карикатурном виде. Провалы из-за бесхозяйственности, некомпетентности, приводившие к сокращению производства сельскохозяйственной продукции, объяснялись вредительством кулаков и подкулачников. Характерна заметка, напечатанная в «Биробиджанской звезде» в те годы: «Враги народа нанесли громадный ущерб животноводству тем, что значительная часть маточного поголовья всех видов животных оставалась непокрыто-яловой… Маточное поголовье в некоторых колхозах было доведено до истощения, а производители не были подготовлены к случной кампании» (3 апреля 1938 года).

Но планы коммунистов по насильственному приближению «светлого социалистического будущего» не ограничивались только коллективизацией. В 1928 году в Донбассе состоялся открытый показательный процесс по так называемому «шахтинскому делу». 53 инженера и руководителя были обвинены в создании подпольной организации, умышленном вредительстве и шпионской деятельности. В конце 1930 года в Москве прошёл громкий судебный процесс над группой инженерно-технических работников. Они якобы создали антисоветскую подпольную организацию – так называемую Промпартию, которая осуществляла в 1925-1930 годах вредительство в промышленности и на транспорте. Обвиняемые были приговорены к различным срокам лишения свободы. Подобные судилища прошли и в других городах, постепенно становясь нормой и создавая впечатление, что страна наводнена шпионами и диверсантами.

Некоторые исследователи отмечают ослабление репрессий в 1933-34 годах и связывают это с реализацией инструкции ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 8 мая 1933 года, которой, помимо всего прочего, запрещались массовые выселения крестьян – кампания по раскулачиванию в принципе завершилась пирровой победой. При этом разрешались индивидуальные выселения активных «контрреволюционеров» в рамках установленных лимитов — 12 тысяч хозяйств по всей стране. Свыше было спущено также предельное число заключённых, благодаря чему в этот период были освобождены многие узники лагерей и колоний. 

Количество осуждённых по делам, расследуемым ОГПУ-НКВД, составило в 1934 году около 79 тысяч по сравнению с 240 тысячами в предыдущем году. Однако последующие события показали, что эти послабления являлись подготовкой к очередному этапу массовых репрессий.

Организатором и теоретиком разворачивающегося террора был Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В. Сталин. В конце 20-х годов он выдвинул лозунг обострения классовой борьбы по мере продвижения к социализму. На ХХ съезде КПСС, развенчавшем культ личности Сталина, его действия расценивались как нарушение ленинских норм, между тем теоретические и практические основы политики террора явились логическим и последовательным продолжением ленинского учения о диктатуре пролетариата как единственно возможном методе насильственного продвижения к социализму страны, находящейся в капиталистическом окружении.

Соответственно этим указаниям совершенствовалась и машина насилия. Концентрационные лагеря – островки будущего архипелага ГУЛАГ, как было сказано выше, появились еще на заре революции по прямому указанию Ленина. Постепенно они покрыли всю территорию Союза. Дальний Восток, в силу своей отдалённости от центра, тяжёлых погодных условий и необжитости, естественно, не был обойдён вниманием организаторов архипелага беззакония. Дальлаг был одним их крупнейших его «островов».

На территории ЕАО система исправительно-трудовых лагерей возникла в 1938 году. Тогда появились Буреинский ИТЛ (на станции Известковая), который в 1942 году был объединён с Нижне-Амурским ИТЛ в единый лагерь. В том же году возник Юго-Восточный ИТЛ (на станции Волочаевка), просуществовавший два года. В 1939 году организован Бирский ИТЛ (на станции Бира), который был закрыт в 1942 году. В 1946 году на станции Известковая появился Ургальский ИТЛ (Ургаллаг), через два с половиной года реорганизованный в Лагерное отделение (ЛО) УИТЛК МВД по Хабаровскому краю.

Почти сразу после убийства Кирова вышло постановление ЦИК и СНК СССР «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик». Эти изменения позволяли при рассмотрении дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти:

1. Следствие заканчивать в срок не более десяти дней.

2. Обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде.

3. Дела слушать без участия сторон.

4. Кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать.

5. Приговор к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесении приговора.

Таким образом, была создана «правовая» основа беззакония. И, наконец, была разработана «методика» ускоренного расследования – «борцы с контрреволюцией» получили разрешение на пытки. Можно не сомневаться, что чекисты, милиционеры и раньше не были примером гуманного отношения к подследственным. Однако теперь они получили прямое указание вождя. Защитники Сталина напирают на то, что документ, разрешающий физическое воздействие к арестованным, не найден. Не убеждает их и ставшая известной уже в годы перестройки шифртелеграмма генсека от 10 января 1939 года. 

В ней, в частности, говорится: «ЦК ВКП стало известно, что секретари обкомов-крайкомов, проверяя работников УНКВД, ставят им в вину применение физического воздействия к арестованным как нечто преступное. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП... ЦК ВКП(Б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод. ЦК ВКП требует от секретарей обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, чтобы они при проверке работников НКВД руководствовались настоящим разъяснением. Секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин».

В сентябре 1936 года «дирижёр» Сталин нашёл и «первую скрипку» для исполнения задуманной им трагической симфонии. Народным комиссаром внутренних дел СССР он назначил Н.И. Ежова. Даже большинство ярых защитников Сталина сегодня открещивается от этой мерзкой фигуры. Однако он был лишь исполнителем предначертаний вождя. С наивной наглядностью отразил эту преемственность воспевший «батыра Ежова» казахский акын Джамбул:

Великого Ленина мудрое слово

Растило для битвы героя Ежова.

Великого Сталина пламенный зов

Услышал всем сердцем, всей кровью Ежов.