И все-таки, 28-го, 29-го апреля или 2 мая?

С. Езерский — специальный корреспондент 

«Комсомольской правды», газ. «Октябрь» (Минск) и др.

30 ДНЕЙ В БИРО-БИДЖАНЕ

I. Ст. Тихонькая

В апреле на Тихонькой еще было тихо. Изредка наведывался т. Бейнфест и т. Финкельштейн, а до крестьян доходили тогда только «чутки» (слухи). Грязная и топкая от беспрестанных дождей, она выглядела очень неказисто — наша будущая «столица», наш перевальный пункт. 200 дворов ее разбросались вдоль железной дороги, по берегам Биры, по затонам, и молчаливую жизнь каждого двора стерегла большая и сердитая собака.

Любопытная по смешению нравов и плоскостей деревня. Молодая, почти сплошь переселенческая, за исключением нескольких дворов казаков. В ней мирно уживались представители, по крайней мере, десяти национальностей. В Тихонькой есть чуваши, мордвины, немцы, эстонцы, поляки, русские, китайцы, корейцы и т. д. Словом, как кто-то шутя определил — «полный интернационал».

По этой причине приезд новой нации был встречен без особенного предубеждения, хотя кой - кто пускал слухи, вроде того, что евреям будут все отдавать, будут перенаделять землю и т. д. Но эти слухи большого распространения не имели. Не имели успеха и попытки сыграть на «национальных струнах». Переселенцы, сами мыкавшиеся и перенесшие достаточно много, имевшие об антисемитизме самое отдаленное представление, относились скорей дружелюбно. Надо сказать, что это зависело и от того, что представлял собой тот или иной крестьянин по своему хозяйственному положению.

За время своего пребывания в Биробиджане (еще до приезда переселенцев) мне удалось побывать у многих крестьян. И первое, что бросалось в глаза, это резкая грань между крестьянами настоящими, живущими с того, что дает земля, и крестьянами, которые фактически живут с заработков. Насколько первые угрюмы, деловиты, настолько вторые веселы и беззаботны. Вполне понятно. Земля подается тяжело, земля любит и требует человека полностью. Человек должен жить тревогой и вечными сомнениями: в погоде, температуре и урожае. Наличие заработков, сравнительно очень больших, дает вторым возможность жить, не заглядывая через голову идущего дня. И поэтому, если первые и боялись за свою землю, то вторые могли быть довольны, предчувствуя возможность заработать. Вскоре, однако, и первые учли, что с колонизацией их района и они будут иметь ряд выгод.

Живущих с заработков больше. Они даже преобладают. Но если у вторых хватает бесшабашности жить по два - три дня подряд, проматывая и втягивая в пьянство семью, то у первых хватает адского терпенья ухаживать за робкими кустиками клубники и малины, за садочками, за яблоками. И проходя мимо дворика, усаженного зелеными деревцами, чувствуешь что - то похожее на «Рассею».

Однообразный пейзаж Тихонькой расцвечен только Бирой — красивой, быстрой и довольно широкой рекой, впадающей в Амур. Темная вода Биры молчалива, темна и таинственна. Она, как змея, обвивает островки, свивается в кольца и раздваивается в заливы. Особенно красива она возле и за сопкой Тихонькой. По Бире сплавляют лес с Хингана. Одиночные бревна плывут по течению до устья Биры. Там их ловят и вяжут в плоты. Переправа через Биру — паром.

Доходными статьями многих хозяйств являются пчеловодство, лес и охота. Всему этому есть широкое поле приложения. Лес крестьяне рубят верст за 20 и сплавляют по Бире. А зверя хватает в тайге. Многие крестьяне насчитывали количество убитых ими медведей десятками, а о чушках (диких кабанах) говорить не приходится. На одних белках крестьяне зарабатывали в некоторые дни по 30 - 40 - 70 рублей в день.

Тихонькая, в силу своего расположения у железной дороги, является невольным центром района. В ней есть кооператив, клуб, где довольно часто бывает кино, школа, сельсовет, врачебный и ветеринарный пункты. Здесь большинство крестьян и переселенцев производят необходимые закупки. Здесь помещается и начальник Биро - Биджанского переселенческого района.

Мы нарочно так подробно остановились на описании Тихонькой, ибо она еще долго будет служить центром и для наших переселенцев, ибо через нее путь к Бирскому Опытному Полю, через нее путь к Хабаровску и в ней база Озета.

II. На подступах к Бире

Знаменитой и исторической датой надо считать день 2 мая — день прибытия первой партии переселенцев. День, когда на далекую и неизведанную землю, после долгого 30-ти дневного пути вступили 20 человек из Смоленска, Казани, Ленинграда. 20 человек были уже началом действительности. Той, которая вступила в свои права с их приездом. Черновые планы, наброски, предположения, сомнения и тревоги уступали место реальной жизни. Теперь можно было сказать — началось, свершилось.

Я встречал их. Они сошли с поезда, преисполненные горячим нетерпением, подмывающим желанием увидеть все то, о чем они могли только предполагать и думать, они засыпали меня градом вопросов и я тщетно пытался ответить хоть на десятую часть.

Уже следующий день — был первым трудовым днем.

С утра взялись за выгрузку вагонов. Выгружая дружно, спорно, с песнями и шутками, они легко разгрузили 9 вагонов. Вечером считали первые деньги, заработанные своим трудом в Биро - Биджане.

Утром следующего дня — начали готовиться в путь - дорогу. Они пошли выбирать лошадей. И надо было видеть, с каким азартом и вниманием они осматривали лошадей.

Высокий, очкастый приказчик из Ленинграда, для которого такое близкое соприкосновение с лошадью было вообще новинкой, робко и ласково гладил лошадь. Он смотрел на нее долгим взглядом, трепал ее по крутой шее, словно заручался ее согласием па долгую и трудную работу. Было так трогательно смотреть, как он, большой и неуклюжий, смущенно моргал глазами, ластился к лошади, и как осторожно вел ее на поводу!

Он знал, что выбирает друга, выбирает помощника для долгой и упорной работы.

Кто побойчее — садился верхом на : свою лошадь и мчался галопом по селу. Во дворе переселенческого пункта — стало шумно, как на ярмарке. Лощади рвались, капризничали и людям даже привыкшим, а тем более переселенцам, было трудно управиться с ними. Но тут на помощь пришли местные крестьяне, и их, как слушают в школе учителей, слушали наши переселенцы.

Мудреные слова — супонь, подпруга, чересседельник, гужи, отосы — все это вошло в словарь, в разговор, в быт, стало близким и необходимым. Самые оживленные споры велись по поводу качества супони, гужей и дуг.

Эту ночь спали тревожно. С утра надо было отправиться на Бирское опытное поле. И как только забрезжил свет — переселенцы повскакали и кинулись к лошадям.

К 8 - ми часам утра был уложен груз. Были взяты фураж для лошадей, продукты для себя, инструменты. В общем выходило по 20 пудов на телегу.

Уложив и осмотрев все — в восемь утра мы двинулись в путь.

Нас было 20 человек и 20 подвод.

Мы доехали только до первого мостика. А там, в полуверсте от Тихонькой, начались испытания, которым суждено было длиться на продолжении всего пути.

В полуверсте от Тихонькой мы застряли в грязи. Наши телеги въехали в грязь по колеса и лошади, пытаясь вытянуть увязшие телеги, вырывались из оглобель, распрягались и убегали. Увязшие телеги приходилось вытаскивать на себе, а за лошадьми гнаться с арканами.

Только через четыре часа мы смогли переправиться на ту сторону Биры, переправляясь по одиночке на пароме.

И сразу же, на той стороне Биры, нас застиг дождь, но мы не хотели возвращаться и двинулись, несмотря на дождь.

Дождь сделал упряжь скользкой, лошади ежеминутно распрягались и никто не хотел помогать отставшему. Тут сразу сказалась разрозненность. Уговоры приносили мало пользы: шел дождь, все промокли, и никому не хотелось стоять на дожде, каждый забывал, что и он может через минуту очутиться в таком же положении.

Коротко: к ночи мы достигли барака на 12 - ой версте, где и заночевали. За весь день мы сделали всего лишь 12 верст.

Утром, — оставив тех, у кого испортилась упряжь, мы двинулись дальше, уговорившись, что будем помогать друг другу.

Теперь ехать было веселее. Люди стали дружней и, раскинувшись на возу под мерное покачивание, даже пробовали мечтать.

Вокруг было не очень приглядно. Кругом тянулся редкий, иссохший от неосторожных налов лес, и только вдали синели сопки. Была какая - то дикая величественность в этом ненарушимом молчании, сухом топоте и шелесте пожелтевших и опавших листьев. Изредка, тяжело хлопая огромными крыльями, поднимался орел, пробегал, подымая трубой пушистый желтый хвост, безобидный бурундук, пролетал вспугнутый выводок тетеревов.

Настроение установилось — начали перекидываться шутками, - вчерашние неприятности начали забываться.

Заночевали в 7 - ми верстах от Бирского поля, проехав, таким образом, за день около сорока верст. Разожгли костры, сварили кашу. Но, характерно, что никто не двинулся к костру прежде, чем не сделал все нужное для лошади.

Утром мы были на Бирском опытном поле.

III. На Бирском Опытном Поле.

Они приехали вечером — первая организованная партия. И с их приездом началась страда. В маленьком домике - штабе импровизированной армии — стало тесно и шумно. Хлопотливая жизнь начинает стучать в окна с пяти часов утра. Сна для «штабных» нет. Есть только случайный отдых и минутное затишье.

Тысячи забот ложатся на плечи руководителей. Вечные недоразумения с отправителями грузов, с несвоевременной присылкой необходимых до зарезу вещей, все ото нервирует, тревожит и беспокоит.

А сколько дела внутри! Шутка что ли организовать, сплотить, дисциплинировать переселенцев, создать коллективы, коммуны, артели. Нужно разъяснить, что есть и что может быть, какой порядок и какие правила. Эта учеба идет непрестанно, и постепенно бесформенная масса приобретает определенные очертания.

Вечерами работа не прекращается — по прежнему оживленно. Техник - строитель заикаясь, и потому как - то особенно выразительно докладывает планы построек, разъясняет чертежи; пчеловод, густым и низким басом, делится впечатлениями о крестьянском пчеловодстве, о перспективах пчеловодства для переселенцев; высокий, носящий отпечаток Америки, тракторист настаивает на постройке базы горючего, на немедленной организации курсов; кто - то в углу считает кредиты, которые сможет получить кооперация и кредитное товарищество.

Радостно сознавать, что колесо завертелось. С удовольствием замечаешь, что этот вот высокий дядя, бывший в претензии на то, что в Тихонькой не было автомобилей, теперь подшучивает над новоприбывшими, заявившим такие же злополучные претензии.

 — Автомобили? Мы пока аэропланами обходимся!

С удовольствием замечаешь, что этот вот черноглазый, юркий паренек, заявивший категорически т. Бейнфесту, что он хочет работать только по «специальности» (парикмахер второй руки) и принципиально не желает работать на «черной работе», теперь ловко правит лошадью.

И он не один. Постепенно, шаг за шагом, сходили с рельс торжественности, с гостевого настроения, на рельсы тяжелой и будничной работы.

Постепенно начинался процесс акклиматизации: грубели руки, загорали и обветривались лица, шаг становился уверенным и твердым, и в этих занятых людях трудней стало узнавать недавно растерянных «гостей».

Все чаще можно было встретить даже девушек, правивших лошадьми.

И «гнус», о котором так много слышали переселенцы, теперь почти не пугал их.

Обойдется... А будет плохо — потерпим.

Возле почты — всегда толпа. Василий Иванович, заведующий почтой, уже потерял голову; ему никогда не снилось такое оживление и он терялся в этом потоке писем, вопросов и людей.

Сегодня опять знаменательный день. Сегодня на общем собрании всех поселенцев решили организовать кредитное т - во «Пионер» и кооператив.

Кооператив... Один из русских переселенцев, поселившийся невдалеке от Бирского Поля, говорил мне:

Нам без кооперативов никак невозможно. По этакой дороге, чтоб взад и вперед поехать, четыре дня класть надо. Приедешь, а через день хоть опять коня вороти.

Это — горькая истина. В том районе для поселенцев ближайший кооператив — Тихонькая. И за всякой мелочью надо делать 130 — 140 верст. А при существующей дороге это вовсе не так просто. Разрозненным и распыленным поселенцам нечего было и думать о кооперативе.

И когда я видел, как первое правление кооператива шушукалось над сметой и слышал вырывавшийся звонкий голос секретаря правления кооператива — Сони Марголиной, я радовался. И было чему радоваться

Смета была составлена, и через пару дней в брюках и в армяке Соня Марголина повела первый кооперативный обоз. Он еще очень мал. Всего каких - либо 4-5 возов, но скоро обозы удлинятся, кооператив сможет стать пунктом снабжения не только наших переселенцев, но и окрестных крестьян. Уже приступлено к постройке здания для кооператива на Бирском Опытном Поле.

«Трибуна», № 12, 13, 14 – 1928 г.

Письма переселенцев из Биро-Биджана 

Товарищи Озетовцы!

Уж скоро 4 месяца, как мы из Казани, и что ж мы успели в этот период?

Мы приехали в Тихонькую 29-го апреля с. г. Прошел целый месяц, пока мы приступили к работе, так как нам еще не был отведен участок. Устраиваться около Бирского поля нам не понравилось, а за наш участок нам пришлось еще выдерживать с нашей администрацией маленькую борьбу. В первый год переселения у них не было вообще настроения заселить этот участок.

Это место довольно живописное, в 8-ми верстах от станции Тихонькой, в 1,5 верстах от реки Биры, хорошие луга кругом, почва — тонкий слой чернозема с супеском, но мелколесье — по нашему, а по-амурски — тайга, требует порядочной корчевки и разработки, но, проделав все эго, тут можно жить безбедно.

Мы построили себе досчатый барак с двумя окнами, затянутыми марлей от "гнуса". Частично раскорчевали и строим дома. Один через несколько дней заканчивается, а второй — через две недели, третий же начинаем строить после сенокоса (месяц спустя).

Теперь же идет у нас сенокос, но неудачно, дожди мешают. Работы очень много и писать почти некогда. Недаром наши семьи недовольны редкими письмами от нас. Строиться нам приходится с большими трудностями, так как в тайге кишмя кишит гнус поочередно: до 10 час. утра вообще ничего нельзя делать от гнуса (мелкая мошка в союзе с комаром); днем, во время солнцепека, самое подходящее время дня для работы, но в это время — овод (по местному — паут) много страданий причиняет лошадям и хорошо жалит людей тоже. В 6 час. дня надо работу прекращать, так как вновь начинается мошка с комаром. Спасаемся от этого проклятого гнуса кострами — дымокурами, и если взглянуть вечером на наш поселок, то можно подумать, что здесь какой-то военный стан со своими кострами. Это, конечно, первые годы, пока распашется кругом и скот отопчет. В этом можно убедиться, глядя на обжитые места.

Климатически тут великолепно, чувствуем себя все хорошо, подчеркиваю — при тяжелой работе и слабом питании. Перспектива здесь, безусловно, богатая, хорошее место для пчеловодства и скотоводства, а тут на Амуре пчеловодство — богатейшая статья дохода.

Общая линия работы, проводимая Озетом, вполне удовлетворительная: есть 30 тракторов, сенокосилки, плуги, бороны, прессы и все необходимое для сельского хозяйства. Дело за нами, но не везде и не всегда можно эти машины использовать, требуется мелиорация. Поднятие пласта возможно только тракторами, а лошадьми почти невозможно.

После сенокоса принимаемся за раскатку усадеб под огороды и сады на зябь, кроме земли, которая будет распахана трактором, но не больше 2-х десятин на семью.

В чем мы нуждаемся? В аккуратной высылке журнала «Трибуна», газеты «Эмес» и «Красная Татария» и кой-что из литературы (по сельскому хозяйству).

С товарищеским приветом от всех членов Товарищества «Ново-Казань».

Председатель А. Н. Фишер.

Секретарь Шальнер.

Поселок Худиновка, ст. Тихонькая Уссурийской ж.д.

Трибуна, № 19 от 1 ноября 1928 г., с. 17.

 В 1928 году 

28 апреля 1928 года на ст. Тихонькая, Уссурийской жел. дор., прибыли первые переселенцы — группа из 5 человек.

Старшим группы был Лейба Гефен. С ним были: жена, двое зятьев и приятель.

Тихонькая была тогда маленькой деревушкой: несколько избушек у железнодорожной станции. Прибыв в Тихонькую, первая группа переселенцев начала работать на ж. -д. станции, грузила доски и другие грузы...

Но это Гефену и его группе пришлось не по вкусу. Они приехали сюда заниматься земледелием, а не доски грузить. Начали искать подходящий участок для обработки.

Им сказали, что в 60 километрах от Тихонькой, в Бирефельде, есть вполне пригодный для земледелия участок. Им выдали лошадей, продовольствие, и они отправились в поиски пригодной для обработки земли.

По дороге из Тихонькой в Бирефельд группа пионеров лицом к лицу столкнулась с биробиджанскими трудностями.

На второй день их пребывания в пути небо раскололось и начало заливать их. Могучий ветер вырывал деревья с корнями; и без того изрытые ямами дороги еще больше размыло дождем. Подводы ломались, лошади и люди совершенно выбились из сил. В таежной глуши, у костра, ночью сидели измученные, насквозь промокшие люди — первая группа евреев-переселенцев в Биробиджан, грели у костра свои закоченевшие тела. Но воля их оставалась крепкой и непоколебимой.  

Б. Кобленц, "Валдгейм", М., "Эмес", 1934.